Я тогда училась в средней школе. Узнав свой диагноз, мама сразу же отправила меня в город к моей старшей двоюродной сестре, тем самым мама проявила ко мне заботу и любовь. Она говорила, что я еще слишком юна для постоянного ухода за больной матерью, у меня должна быть полноценная жизнь девушки. Она сказала, чтобы я не обременяла себя заботами о больной, а шла в мир, навстречу жизни. «Нам всем когда-нибудь приходится расставаться, – говорила она, – просто у тебя это произойдет немного раньше». Сейчас я не могу сказать, что согласна с ней. Полагаю, если нам всем рано или поздно приходится расставаться, то лучшее, что мы можем сделать – как можно дольше пробыть вместе. Но здесь дело не в том, кто прав, а кто не прав. Это просто разные взгляды на жизнь.

Однажды довольно общительный студент, которого прозвали Велик, потому что во время ходьбы он блестяще изображал, будто крутит педали велосипеда, перестал приходить на занятия. Я сидела на скамейке у нашего здания, а он вдруг подбежал ко мне и сказал, что его младший брат приехал в город и он должен послать с ним домой немного денег. И я отдала ему все свои деньги. А позже выяснилось: он одолжил деньги, а также авторучки, книги и тетради еще у десятерых других девочек и бесследно исчез. Чуть позже выяснилось – он даже не был настоящим студентом. И вот в то время, как мои однокурсники бушевали от ярости, возмущались тем, что он сумел несколько месяцев всех обманывать, требовали обязательно что-то предпринять, я вдруг почувствовала: хочу уйти в академический отпуск. Велик забрал даже книгу стихов Эмили Дикинсон [3] , которую подарил Дэн при моем отъезде в город. В тот вечер Дэн подошел к нашим воротам и позвал меня. Мы тайком бродили по темным переулкам, где со времен нашего детства отпечатались тысячи наших следов, и незаметно добрели до большого поля на окраине городка. Там мы уселись рядышком перед железнодорожными путями. Мимо нас с грохотом и лязгом проносились ночные поезда. Окна вагонов ярко светились в темноте. Если бы не громкий стук колес, казалось бы, что просто сияющие окна летят, пронзая ночной мрак.

– Мы должны ехать учиться. – Голос Дэна звучал торжественно, словно он давал обещание.

– Да.

– Я стану художником.

Мне почудилось, что я вот-вот взорвусь. Ночной ветерок с поля, казалось, уносил с собой наши надежды, и они постепенно исчезали где-то очень далеко. В тот вечер перед расставанием Дэн подарил мне сборник стихов в мягкой обложке и сказал:

– Недавно очень внимательно прочел все стихи.

В темноте я не смогла прочесть названия сборника.

– Я узнал, что после смерти она оставила 1700 стихотворений в шкафу. Первые стихи были опубликованы только через четыре года после ее смерти.

– Чьи стихи?

– Эмили Дикинсон.

– Э-ми-ли Ди-кин-сон. – Даже произнеся это имя по слогам, я не смогла вспомнить ни одного ее стихотворения.

Дэн с детства знал, чем хочет заниматься, потому подолгу размышлял о самых разных вещах и вел себя иначе, чем остальные наши ровесники: читал разные книги, собирал необычные предметы и говорил о непонятных вещах.

– Похоже, она видела то, что лежит за гранью привычного мира.

– За гранью привычного мира?

– Нечто невидимое. Смерть или… кое-что необъяснимое.

Тогда я впервые услышала, как мой ровесник говорит о смерти и о том, что находится за гранью привычного мира. Возможно, именно поэтому мне всегда казалось: Дэн гораздо старше своих лет. Уже дома я открыла книгу, и первое, что бросилось мне в глаза, – запись Дэна.

Я начала ступать осторожно… Нельзя тревожить несчастных людей, погруженных в глубокие раздумья.

Райнер Мария Рильке [4] . «Записки Мальте Лауридса Бригге».

Мне понравилось это примечание Дэна. Оно было написано небрежно, но от него веяло такой силой и энергией, как звонкое цоканье копыт мчащейся галопом лошади. Я смотрела на цитату Рильке, написанную рукой Дэна в книге стихов Эмили Дикинсон, и вдруг поняла – это прощание. И я запихнула подаренную книгу глубоко в сумку.

Читая стихи Эмили Дикинсон, я вспоминала мамино лицо. Мне хотелось неторопливо наслаждаться стихами сборника, и я не спешила: перечитывала каждое стихотворение по несколько раз. Вот когда впервые оказалась в городе, то отправилась на метро в крупный книжный магазин на улице Чонно. Всю дорогу я держалась за поручни, чтобы не упасть. Первой книгой, на которую я потратила деньги, был роман «Записки Мальте Лауридса Бригге». Не имея понятия, о чем эта книга, я купила, потому что это название было написано Дэном на первой странице его подарка. На обратном пути в метро я раскрыла свою новую книгу.

Так вот куда люди приходят жить.

Безучастно глядя на это первое предложение, я вдруг почувствовала, как одинокая слеза поползла по щеке. А ведь ни слезинки я не проронила, даже покидая родной дом. Неужели я тоже из тех, кто пришел сюда жить? Эта фраза вызвала множество вопросов.

Город не был ко мне добр. В нем было так много высотных зданий и больших домов, его наводняли толпы людей, но никто ни разу не поприветствовал меня и не взял за руку. Я часто сбивалась с пути, плутала в переплетении многочисленных и широких, и узких улиц. И я тоже не хотела ближе знакомиться с людьми этого города. Так я жила, привыкала к людям, не приветствующим друг друга, и становилась молодой женщиной, абсолютно чуждой этому миру. Двоюродная сестра, у которой я жила, являлась моим официальным опекуном до моего окончания средней школы. Незадолго до моего приезда в город она вышла замуж. В этой ситуации для меня было бы вполне естественно покинуть ее дом, но мне некуда было пойти. Кроме того, хоть мама и отослала меня из родного дома учиться в город, она все же не хотела, чтобы я жила одна. Пока мама была жива, я оставалась в доме двоюродной сестры, чтобы подбодрить маму в ее нелегкой борьбе с болезнью. А когда она умерла, я уже не могла жить в доме сестры. Муж сестры служил пилотом в одной авиакомпании. Хотя он летал в длительные рейсы в такие большие города, как Париж и Лондон, но всегда, вполне естественно, возвращался и подолгу находился дома. И даже когда я всерьез собралась приступить к занятиям, мне очень хотелось остаться рядом с мамой, но она этого не хотела. К тому времени ее состояние ухудшилось, у нее уже выпали все волосы.

Дальше в «Записках Мальте Лауридса Бригге» говорилось: «Мне казалось, что это больше похоже на место, куда приходят умирать». Вот я начала посещать лекции, но не успела закончить первый семестр – взяла академический отпуск, а эта вторая строчка из книги Рильке неотступно преследовала меня. В этом городе не было ни одного человека, кого я считала бы своим другом, мне не с кем было прощаться перед отъездом домой. Когда я уходила из квартиры сестры, она печально спросила, действительно ли я должна уезжать.

– Прости. – Это был странный ответ на ее вопрос.

– Прости? За что ты просишь прощения?

– За все.

И я на самом деле так думала. Я чувствовала себя виноватой перед двоюродной сестрой. Виноватой за то, что почти не улыбалась; за то, что закрыла одно окно в доме новобрачных черным картоном; за то, что не старалась быть более доброжелательной; за то, что вынудила ее заботиться обо мне, потому что я потеряла мать. Каждый раз, когда она смотрела на меня, я видела в ее глазах вспыхивающий огонек искреннего сострадания. Ведь мы прожили вместе более четырех лет. Она уговаривала меня остаться, убеждала еще раз все как следует обдумать. Я ответила, что уже приняла решение.